Завидев, что один из латников явно хочет что-то сказать, сержант его подбодрил:
– Мирул, не стесняйся: говори, что хотел. Слышал про кресты такие или что-нибудь похожее?
– Про кресты не слышал, но про то, что без боев солдаты гибли, слышал не раз. И еще: один стрелок, подвыпив, проболтался, что иногда тела без правильного погребения оставлять приходилось, от страха какого-то. Но почему так делали и что за страх – не признался. Замолчал он сразу – не пытать же его огнем! Говорят, когда все Межгорье выжгли, часть темных укрылась в лесах и пещерах. Они оттуда ночью выходили и убивали солдат поодиночке и группами малыми. В серьезные бои не ввязывались – исподтишка все делали. Странные темные – никогда они так не поступали. Их выследить пытались и даже, говорят, загнали на гору плоскую, где от солнца укрытия не было. Но, когда в полдень воины пошли наверх, чтобы добить обессиленных нечистых, оттуда полетели камни и стрелы. Очень непростые эти перерожденные, раз свет солнечный их не ослабил. Так и ушли твари в разгар дня.
– Что-то я про историю с окруженными темными тоже слышал… – нахмурился Дирбз. – Рыжая Смерть?
– Она самая, – кивнул солдат. – Говорят, что заправляла у них обращенная девка с волосами цвета меди начищенной. И не брали ее ни стрелы, ни дротики, и знала она там каждую тропку, и волки лесные ей вместо коней служили. Бесполезно гнаться за ней было – всегда в ловушку заведет.
– Я слышал, что убили ее в итоге.
– Так говорят. А другие говорят, что не убили. Засыпали вход в пещеру, где она укрылась, но внутрь никто не заходил. А я так думаю, что обращенной нетрудно выбраться из любого завала. Как по-вашему?
Сержант хмыкнул:
– Байки это солдатские – в них половина вранье, а половина неправда. Поди пойми, что там случилось на самом деле. Про то хорошо бы с офицерами поговорить, да где ж их найти теперь… Но только думаю я, что про такой крест никто не мог забыть – разговоры бы пошли. А не слышали мы таких разговоров. Или, наверное, не во всех отрядах про такое знали – на Шнире ведь мало кто задерживался. Обычно после переправы они сразу к границе заворачивали, так что со многими не удалось пообщаться. Сэр страж, не знаем мы, кто такое придумал и зачем. Да только думаю я, что лучше остальным вообще не знать, что страх такой невдалеке от лагеря нашли. Люди и без того обеспокоены сейчас, так зачем добавлять…
– Да, помалкивайте. Все помалкивайте. Кресты эти – срубить, тела – на куски. Сжигать не будем – раз до них целых темные не добрались, то изрубленными тем более не соблазнятся. Стоп! Не торопитесь! Люк, посмотри следы сперва.
– Так времени много прошло, – скептически произнес сержант.
– Ничего, пусть посмотрит. Хуже от этого не будет.
Люк молча изучил все тела, затем кресты, и землю во все стороны носом по три раза перерыл. И копыта лошадей латников зачем-то при этом осмотрел. Постояв в раздумье, спустился к дороге, тянувшейся в полутора сотнях метров от крестов, – у подножия пригорка, на вершине которого некто неизвестный и зловещий расставил страшные украшения.
Вернувшись, начал докладывать:
– Они, наверное, были на лошадях, но не уверен – времени много прошло: затоптано на совесть, да и ливень только что прошел сильный. Десять или пятнадцать человек их было – не определить точнее. Пришли по той дороге и волокли за собой эти кресты. Волокли с востока, а откуда именно – знать не могу, надо искать дальше. Хотя, думаю, у первой же рощи найдем пеньки – не было им резону издали такую тяжесть тащить. Хоть солдат потом прошло немало, но борозды все равно заметны – даже тележные колеса не затерли их.
– Солдаты ходили? – изумился Дирбз. – А почему же они тогда своих не сняли?
Люк пожал плечами:
– Я говорю, что видел, а почему так, знать не могу. Скажу только, что на телах этих висело что-то у каждого на груди. Вроде таблички. Когда вороны им головы расклевывали, еще по-свежему, кровь и сукровица брызгала на одежду, но можно увидеть, что в одном месте у каждого тряпье почти чистое осталось. Потом кто-то эти таблички забрал. Не знаю кто – может, солдаты и забрали. И еще – крестов всего было пять, но только кто-то свалил два и стащил вниз. Они там до сих пор валяются в кустах, у дороги. И тела на них висят. Остатки тел. Изрубили их сильно. Судя по одежде, тоже солдаты.
– А остальные тела почему не изрубили? – не сдавался сержант.
– Откуда мне знать? И еще интересное – там, похоже, стычка какая-то была. Ветки изломаны, одна подрублена, следы от рук остались – будто раненый ползал. Но давно это было – плохо эти следы различаются, и не понять ничего толком.
– Про таблички ты верно заметил. Похожи на те, что повешенным цепляют палачи.
– Я про такое тоже подумал.
– Глупость какая-то: ни один палач не оставит в этих краях труп целым. На куски и в огонь – хотя леса здесь нет, но дров в округе хватает: хотя бы те кусты порубить можно.
– Вы все время повторяете одно и то же, – заметил я.
– Да, – признал сержант. – Сэр страж, загадка здесь какая-то, оттого и идут мысли по кругу. Не знаем мы, кто и зачем такое мог сотворить. Это плохо – непонятное почти всегда плохо. Оно, может, и не так уж и плохо, но пугает. Помалкивать надо, и народ поодиночке никуда не отпускать – только группами. Я даже думаю, что меньше десятка в разведку посылать пока что не стоит – раз с пятеркой простых солдат справились так страшно, то с десятком наших в десять раз труднее будет справиться. Мои ребята не коронные – каждый троих обычных ратников стоит.