На руинах Мальрока - Страница 61

Если здесь в сушь так весело, то что же будет в дождь…

О дожде стоило только подумать – и вот он: в полном безветрии послышался нарастающий шелестящий гул, а затем на голову обрушились потоки воды. Хоть я немедленно накинул широкий кожаный капюшон, волосы все равно успели промокнуть. Попугай, запоздало укрывшись в этом убежище, обеспокоенно пробормотал:

– Если мы из этого кабака сейчас сами не уйдем, то на сдачу нам тумаков отсыплют.

– Да где же конец этому подъему!

Вместо ответа над ухом громыхнуло так, что лошадь взвилась на дыбы. Успокаивая животное, увидел, как со склонов побежали первые мутные ручейки. Копыта отрывались от земли с настораживающим чавканьем – будто прилипали.

Обессиленные лошадки, утомленные подъемом и напуганные разгулом стихии, несмотря на все понукания, сбавляли темп. Увидев, как колеса на одной телеге провалились по самые оси, я понял, что еще несколько минут – и мы здесь застрянем окончательно.

– Тук! Скачи в хвост обоза и передай приказ: сбросить с телег все малоценное! Мешки с мукой тоже сбросить – облегчить повозки!

– Сэр страж! Так пропадет ведь мука! Водой вымочит и глиной затянет – вон ее сколько со склонов наплывает! Прямо на глазах!

– Если не бросить груз, то затянет нас!!! Бегом!!!

Сам кинулся к первой телеге, безжалостно швыряя в грязь какие-то ухваты, прялки, доски.

Хозяйственная натура ссыльных протестовала против такого вандализма, но, глядя на меня, народ и сам зашевелился – догадывались, чем грозит заминка.

Так мы и двигались: под водопадом небесным; успокаивая лошадей после каждого громового удара; выбрасывая в грязь уже все подряд, лишь бы телеги могли двигаться дальше.

Молния ударила в склон так близко, что на несколько мгновений я ослеп. Когда зрение пришло в норму, увидел, как одна из телег исчезает под обвалом – гора глины, перемешанной с камнями, сползла со склона, похоронив лошадей и возницу. Мужики кинулись было его выкапывать, но едва успели спастись от очередного грязевого оползня. К счастью, осталось место для маневра, и другие повозки успели объехать быстро расширяющийся завал.

Сухая прежде долина на глазах превращалась в речное русло – вода местами доставала людям по колено, а течение было столь велико, что тащило телеги назад. И не только телеги – сама дорога, раскиснув, медленно, но уверенно ползла вниз, норовя утащить нас следом, перемешав по пути с грязью и камнями.

Боевой конь едва не упал – наступив в яму, ушел в воду по брюхо, заржал. Удержался, вырвался, и я даже не сразу понял, что мы уже на ровном месте, – подъем резко закончился, и впереди тянулось плоское, как стол, пространство, покрытое редкими зарослями чахлых кустарников и засыпанное художественно оформленными кучками здоровенных валунов. Воды и здесь хватало, но почва под копытами была более-менее твердой и никуда не норовила стечь.

Надрывая горло, истошно заорал, замахал руками:

– Еще немного! Быстрее! Здесь безопасно! Мы вышли!

Узкий каньон последнего километра подъема превратился в филиал ада: грязная река волочила камни, сбивала с ног людей и лошадей, тащила телеги. Лишь человеческое упрямство, граничащее с безумием, не позволяло стихии взять верх – колонна медленно выбиралась из западни. Я видел, как склоны, превратившись в желе, сползают под собственным весом, грозя вот-вот засыпать дно ущелья тысячами кубометров грунта.

Мы успели. Хотя и не все. Несмотря на все старания, хвост колонны был потерян – люди, отчаявшись вытащить телеги из грязевой западни, вынуждены были их бросить. Некоторые, если глаза меня не обманывали, при этом рыдали: каждый понимал, что малополезных вещей у нас к этому моменту не осталось – такие были брошены сразу. То, что сейчас оставляли, должно было помочь выжить в опасном краю, а теперь гибнет в грязи.

Тук, уйдя в грязь по самый горб, добрался до одной из оставленных телег, вскарабкался, открыл дверцу клетки. Почтовые голуби были испуганы и отказывались выбираться, но он, не церемонясь, разломал стенку, выгнал птиц, развернулся, прыгнул в трясину, погрузившись по самую шею. Но не завяз окончательно – каким-то чудом вырвался, пополз назад, захлебываясь от потоков набегающей грязной воды. С замиранием сердца я следил за ним издали до тех пор, пока ему не кинули веревку.

Напоследок ущелье взяло обильную жертву – под очередным оползнем осталось сразу несколько человек, а еще пару сбило с ног поднятой волной и течением унесло вниз.

Учитывая, что в непогоду именно в нижней части подъема самое опасное место, я не сомневался, что больше их не увижу.

Последняя телега выбралась наверх. Грязь покрывала ее толстым слоем, превратив колеса в подобие резиновых шин. Обессиленные мужчины и женщины, на чьих руках и плечах эта повозка была спасена, попадали вокруг на камни или даже в лужи – стихия их вымотала полностью. Посмотрев на ущелье, я увидел, как в грязи тонут мешки и вьюки, а далеко внизу бьется лошадь, сломавшая ногу: в спешке ее не успели добить, и несчастное животное затягивало в трясину, еще час назад бывшую твердой дорогой.

Никогда в жизни не видел, чтобы взбесившаяся грязь такое вытворяла. И, надеюсь, больше не увижу. Людей жалко – их и так мало. И груз жалко – мы, наверное, потеряли большую часть продовольствия. Но жалею как-то абстрактно – еще не прочувствовал произошедшего.

Обернувшись, осмотрел равнину. Не заметил ничего нового – все осталось как при первом взгляде. Унылое плоскогорье. Надеюсь, дальше будет веселее. Да я и на бесплодную пустыню готов – лишь бы не эта проклятая грязь.