– Правильно сделали – лук с натянутой тетивой за все на свете цепляться любит. Что у них за оружие осталось?
– Тот, кого я ранил, с мечом коротким, остальных не видел.
– Кольчуги? Шлемы?
– Да не видел я других! У раненого куртка была из кожи толстой. Не доспех, а просто куртка – легко деревяшкой проткнул.
– Понятно – чистые стрелки, скорее всего. Издали ловко бьют, бесспорно, а вот лицом к лицу посмотрим еще… Давайте назад отойдем, к тропе – там посвободнее. Если у них тоже мечи короткие, я их легко достать смогу. А если лук найдем, то стрелять из-за моей спины в них будете. Простите, Дан, ваш меч я не догадался с лодки прихватить, а с таким кинжалом вы много не навоюете против их мечей.
Лук мы найти не успели – парочка преследователей выскочила на тропу одновременно с нами, но метрах в пятнадцати ниже. Они не стали терять времени на разговоры – пошли на нас. Один сжимал такой же широкий короткий меч; другой, взяв в левую руку узкий длинный кинжал с массивной крестовиной, в правой начал раскручивать железную гирьку на кожаном ремешке. Неуверенности противники не проявляли и не вели себя легкомысленно: шли медленно, внимательно нас изучая, оружие держали непринужденно привычно.
Епископ шагнул вперед, замер в позе солдата, получившего команду «вольно», медленно опустил меч, упершись острием в песок. Враги, переглянувшись, начали расходиться, насколько позволяла ширина тропы: в клещи брали. Но Конфидуса это не беспокоило – стоял так же неподвижно.
Первый решился – рывок вперед, замах кистенем. Епископ резко вскинул меч, ухитрившись этим движением швырнуть в лицо нападающему тучу песка. Тот, естественно, растратил боевой задор, попятился назад, пытаясь раскрыть засыпанные глаза. Не успел: уверенный короткий замах – и меч самым кончиком бьет в висок. Хруст кости, брызги крови, и епископ уже разворачивается ко второму, успев парировать его удар.
Мечи столкнулись с резким звоном. Конфидус немедленно атаковал колющим ударом, но неудачно – противник отпрыгнул назад, прикрываясь от наседающего епископа.
Лука, чтобы стрелять из-за спины товарища, у меня не было, но имелось копье – шагнув вправо, чтобы не мешала спина Конфидуса, сделал все тот же выпад, надеясь, что и сейчас попорчу брюхо. Не удалось – враг на этот раз прекрасно видел мою деревяшку и не захотел покрасить ее своей кровью. Ударил мечом. Не перерубил, но отбросил в сторону с такой силой, что я, потеряв равновесие, едва не завалился на бок. И потому пропустил атаку епископа, увидев лишь ее последствия: противник с криком пятился, разбрызгивая кровь из рассеченного запястья. Его оружие лежало на песке.
– Дан! Стойте! Живьем возьмем его! Я оглушу!
Дельная мысль – поговорить с пленником не помешает.
Вдали отрывисто хлопнуло, уже рядом приглушенно стукнуло. Раненый враг, прекратив пятиться, неловко развернулся, осел на землю, распластался на животе. Все еще пытался куда-то ползти, но лишь загребал ладонями песок. Между лопаток у него торчала длинная стрела с серым оперением.
Не сговариваясь, мы бросились в кусты, спасаясь от стрелка.
– Четвертый остался еще! До лука добрался! Своего прибил! – крикнул я.
Епископ, встав на четвереньки, на миг высунул голову из кустов, изучая тропу, и тут же досадливо сплюнул:
– Дан! Здесь свои!
– Какие еще свои?! Четвертый стреляет!
– Должен быть еще один. Ты его видел?! – крикнул епископ кому-то невидимому.
– Я его убил, – коротко ответили невдалеке смутно знакомым голосом.
Конфидус вышел из кустов, остановился. Он все еще был напряжен и настороженно оглядывался по сторонам, но хлопанья тетивы больше не раздавалось – никто не пытался его обстрелять. Все еще ничего не понимая, я выбрался следом и увидел, как по тропе приближается недавний знакомый – тот самый парень, которого подняли на борт в состоянии анабиоза и с которым я сталкивал лодку с мели. Одежда его была такой же мокрой, как и у Конфидуса, в одной руке он держал длинный деревянный лук, в другой несколько стрел. Лицо его было спокойным и характерно нездоровым – похмельная муть все еще не выветрилась.
Мне не стоило большого труда разобраться в произошедшем. Очевидно, когда стрелки дружно бросились за мной, опытный епископ воспользовался моментом – добрался до берега. Благо лодка опять засела на мелком месте и плыть не пришлось. Парня, видимо, тоже потянуло на подвиги – отправился следом и, найдя один из брошенных нападавшими луков, использовал его против хозяев.
Оставалось непонятным одно.
– Эй! Ты где так хорошо стрелять научился?!
Присев возле все еще шевелящегося бандита, тот, достав нож, начал хладнокровно вырезать стрелу, скупо пояснив:
– Охотиться я люблю. В лесу учился.
– Браконьер, значит? – иронично уточнил епископ, не переставая озираться.
– А ты что? Лесник королевский? Или егерь баронский? – так же невозмутимо уточнил парень.
– Нет. Просто интересуюсь. Дан, вы уверены, что их было четверо?
– Так Зеленый сказал. Вон он, над нами кружит, и кричать перестал. Значит, никого рядом нет. Он глазастый.
– Ух ты! Ваша птица как человек разговаривать может? Это что – настоящая птица стража?
– Настоящая…
– А вы, значит, страж?! – изумился лодочник, вытирая вырезанную стрелу о штаны затихшего врага.
Отвернувшись, кивнул:
– Да, страж.
Смысла скрывать это или отказываться по причине самозванства больше не видел – даже под пытками не сумел от этой роли отвертеться.
Парня звали Люк, и характер у него был как у замороженного эскимоса: более спокойного человека я еще не встречал. При этом он оставался хладнокровно-опасным – полезное сочетание. Показав нам тело второго противника, он лениво рассказал, как, выбравшись на берег, увидел валяющийся на тропе лук. Как, не найдя колчана, вернулся на струг и вытащил несколько стрел, засевших в мешках с продуктами и овсом для лошадей. Как, вернувшись, услышал шум и, дождавшись, когда враг выскочит из кустов, почти в упор пробил его грудь насквозь. Даже на рану, полученную при ударе тетивой по предплечью, пожаловался таким же ровным голосом.