Нет, со мной явно что-то не то. Как бы ни было полезно сливочное масло в такой ситуации, но скорости метаболизма оно не увеличивает.
Да какая разница – все, что со мной происходит, к лучшему. Я в этом не сомневаюсь.
Нож прошелся по дереву, подчищая последние крохи. Невероятно: масла было килограмма полтора, и я все это умял!
Самое странное – ничуть не наелся: аппетит разыгрался даже сильнее.
Что там епископ говорил насчет ветчины?
Когда и с ветчиной было покончено, я взялся за кровяную колбасу, а Конфидус начал посматривать косо. Наверное, опять подозревает во мне перерожденного. Плевать, срочно нужна еда, причем много.
Слабосоленое копченое мясо, молоко, паштет из рубленой печени, краюха хлеба с роскошным балыком, еще молоко. Только огурцов для полного счастья не хватает и селедки. И куда только все помещается, – а желудок требует еще и еще. Остановил себя волевым усилием: я так до утра буду жевать, пока в кладовой не останутся голые полки.
– Конфидус, надо хоть немного обмыться и цепи снять.
– За комнатой слуги видел чан для стирки – можно там и помыться. Только сперва одежду найдем, иначе толку от мытья не будет.
Найди одежду не успели – едва выбрались из кухни, как со стороны входных дверей послышался подозрительный лязг. Притихли, епископ поспешно погасил свечу, в тишине отчетливо услышали скрип раскрывающихся створок – и тут же топот множества ног. В коридоре замерцали отблески огня, рядом опять открылась дверь – похоже, та самая, что на замке была. Звон железа, характерные звуки – будто при раздаче оружия.
– Все?
Голос знакомый, мерзкий, заставивший ладони непроизвольно сжаться в кулаки.
Цавус!
– Да, брат, теперь у каждого есть меч и кинжал. Но, может, надо и кольчуги поддеть?
А этот голос незнаком, но не менее мерзок.
– Два колодника обессиленных, без оружия. У стража ноги покалечены к тому же. Зачем вам кольчуги – они только замедлять будут. Отсюда до старых валов надо все осмотреть, да поживее – далеко они не могли уйти. Да смотрите с разбойниками их не перепутайте – тех немало разбежалось из-за тюремных ротозеев! С нами Бог, братья, я буду за вас молиться!
Стук закрывающихся дверей, лязг замка, раздраженный крик Хорька:
– Кло! Старый бездельник! Почему я должен двери закрывать?! Чего молчишь?! Подох там, что ли?! И отчего здесь так воняет?! Дверь в уборную не прикрыл опять?!
Приближающиеся шаги – инквизитор явно направляется в комнату слуги с целью проверки своего печального предположения.
Дойти до конца не успел: из кухни выскользнул Конфидус, замер перед ошеломленным Цавусом:
– Привет, Хорек, давно не виделись.
Сказано было тихо, благожелательным тоном, а вместо точки в предложении епископ уверенно, резко, со знанием дела опустил массивный деревянный черпак на макушку инквизитора.
Сидя на роскошном кожаном диване, я лениво жевал засахаренные фрукты, запивая их мелкими глотками нежного розового вина. Рядом в кресле устроился епископ – он, позабыв про чревоугодие, с интересом изучал какую-то книгу. Судя по габаритам, это «Война и мир», напечатанная шрифтом для плохо видящих. Под потолком горела люстра на добрых два десятка ароматических свечей. К их аромату все еще примешивался смрад канализации – несмотря на все наши усилия, отмыться дочиста не удалось: здесь баня нужна, а не деревянная лохань с холодной водой. Но с прежней вонью уже не сравнить – жить можно, так что настроение у нас улучшалось с каждой минутой.
Но не у всех присутствующих оно улучшалось: третий участник нашей компании не радовался жизни – скорее наоборот. Да и трудно ей радоваться в его положении. Избавившись от своих цепей (пришлось повредить заточку пары великолепных кинжалов и немного помахать разукрашенным боевым молотом), мы не стали их выбрасывать – заковали беспамятного инквизитора по рукам и ногам, делая это крайне грубо, отчего он заработал несколько ушибов и кровоточащих ран (нас это ничуть не расстроило). Затем, уже когда очнулся, пристроили на стене, в качестве аванса с удовольствием постучали кулаками по лицу и печени, после чего временно оставили в покое – пусть немного поразмышляет над бренностью бытия. Теперь он с трудом ступнями до пола доставал, дышал с болезненным присвистом, непрерывно шмыгал расквашенным носом и косился на нас весьма неодобрительно. Не будь кляпа, небось кричал бы уже во всю глотку, обвиняя нас во всех грехах сразу.
А еще он опасливо косился на зев камина – там, на пылающих дровах, грелись попорченные кинжалы и кочерга, что не могло не наводить на печальные мысли.
Конфидус, покачав головой, сообщил:
– Судя по этим записям, скоро сюда пожалует целая банда имперских инквизиторов – собираются всерьез королевством заняться. Еретиков, мол, слишком много здесь, и чувствуют они себя вольготно. И чернокнижие в пограничье расцвело – сил на все не хватает. А главное, аристократы местные вообще неприкосновенны, хотя по некоторым подвал плачет давно уже. И на попов здешних обижены: в каждом графстве догмы по-своему трактуют, и по всему видать, расколом пахнет, если не пресечь. А пресечь нечем – подмога нужна. Вот и ждут серьезного подкрепления.
– И насколько скоро они здесь появятся? – насторожился я.
– Не знаю. Месяц. Два. Может, больше. Не понять.
– Не страшно – лишь бы не этой ночью. Наш друг Цавус послал всех своих братьев на поиски неких беглых негодяев, так что нам никто не должен помешать до утра.
– Да, это он правильно поступил. Пускай ищут. И еще: Дан, карающие считают, что королевство обречено. Недолго ему держаться осталось: потеря Межгорья – первый признак, следом падет граница, и потеряют весь юг. Вот и торопятся урвать хоть что-нибудь и обеспечить покорность беженцев.