– Дан! Вы стоите! Это действительно чудо! Ноги ведь совсем сломаны были!
– Стоять стою, да только деревянные мои ноги – кроме боли, ничего не чувствую.
– Идти сможете?!
– А у меня есть выбор?
– Боюсь, что нет… Сможете меня освободить?
– Посмотрю…
Смог. Все оказалось просто – колодки закрывались на простейший деревянный запор. Даже ключа не потребовалось. Да и зачем он – узник все равно самостоятельно до замка ни за что не дотянется.
Освободившись, Конфидус деловито изучил кандалы на своих ногах, а затем мою цепь. Особенно его привлек штырь. Покрутив его в руках, он пробормотал:
– Придется грех на душу брать…
– Вы о чем?
– Да тюремщику надо бы по голове врезать – на другое сил не хватит… ослаб я здесь, взаперти…
– А уж как я ослаб… Думайте об этом позитивно – деваться-то нам некуда. И вообще, башка у него, похоже, из чугуна – не сдохнет. Только как до него добраться…
– Ну, это как раз легко. Вы только сядьте за моей спиной и железку эту наготове держите, чтобы я ее быстро схватить мог. В такой темноте он вряд ли поймет, что вы с места сдвигались. Сейчас позову.
Епископ опять пристроился к колодке, опустил доску. Запор, естественно, остался в открытом положении, но в потемках заметить это нелегко. Застыв в прежней позе, громко выкрикнул:
– Эй! Добрый человек! Я кое-что важное вспомнил! Подойди, будь добр!
Вдалеке невнятно забурчали, на стенах засверкали отблески приближающегося огня. Вскоре показался тюремщик – встал перед решеткой, что-то жуя, недовольно буркнул:
– Чего орешь, колодник? Плетей давно не нюхал?
– Добрый человек, ты же меня про шлюху спрашивал! Про ту, которую мы с другом не смогли поделить мирно!
– Ну? – подозревая подвох, недоверчиво уточнил коротышка.
– Я вспомнил про нее кое-что.
– И что же ты вспомнил такое?
– Она была твоей мамой.
Тюремщик не стал ругаться или другими экспрессивными способами выказывать свое раздражение от полученной информации. Медленно покачав головой, вздохнул:
– Вот что за люди – и пожрать не дадут спокойно. И чего ж им не сидится? Думаешь, про плети я пошутил? А не шутил я… не шутил – вообще шуток не люблю. Ты погоди маленько – сейчас вернусь.
– Да я не тороплюсь, – снисходительно произнес епископ. – Сочувствую тебе, парень: не повезло тебе с родителями. Особенно с матерью.
– Вот и посиди, а как вернусь, послушаю, что запоешь. А ты непременно у меня запоешь…
Дождавшись, когда тюремщик отошел подальше, Конфидус напряженно пробормотал:
– Дан, он за плетью пошел. Сейчас вернется.
– Я, может, и не выгляжу сильно умным, но это и без вас понял.
– Вы железку держите наготове, а то и впрямь плетей отведаю. Он хоть и невысок, и жирком заплыл, но силенок на пару колодников хватит. Совсем я здесь ослаб, а про вас и думать страшно…
– Ты там не соскучился? – весело донеслось издали.
– Скучаю. Маму твою вспоминаю! – выкрикнул епископ. – Она веселая была и недотрогу из себя никогда не строила.
– Сейчас-сейчас… и за твою маму возьмемся – я не я буду, если еще до полуночи ты не признаешься, что она была грязной свиньей.
– И не надейся: моя мать сестрой твоей не приходится.
Свиная тема, неосторожно задетая тюремщиком и обернувшаяся против него, разозлила коротышку до крайности. Вне себя от злости, неистово мечтая как можно быстрее превратить кожу обидчика в полигон для игры в крестики-нолики, он, прекратив разговор, рывком сдернул скрипучий брус засова, легко распахнул решетчатую дверь, сбитую из неподъемных брусьев, вошел, развернулся, потянулся к гнезду для факела. Епископ, сочтя момент удобным для атаки, поднял колодку, выхватил из моей руки штырь, бросился вперед.
Конфидусу не хватило мгновения. У тюремщика или глаз на затылке имелся, или просто чутье сработало – не оборачиваясь, отшвырнул факел, отскочил в сторону, вслепую размахнувшись тройной плетью. Епископ взвыл от боли, рванулся к противнику, но, увы, слишком далеко: цепь натянулась, а меня от рывка кинуло носом на пол. Увлекшийся еретик позабыл, что его железное оружие закреплено на сокамернике – его отбросило назад, и он завалился рядом.
– Ах ты, гниль! – возмутился тюремщик и совершил непростительную ошибку.
В такой ситуации действовать допустимо лишь одним способом: опрометью выскочить из камеры и максимально быстро закрыть за собой дверь. Все – никуда сидельцы не денутся. Остается дождаться подмоги – и уж после вразумить их методами физического воздействия. Чтобы неповадно было.
Коротышка решил покарать нас немедленно. Подошел, от души размахнулся своей треххвосткой. Я на месте не валялся – шевеля всеми когтями, подтягивал к себе штырь. К счастью, епископ его выронил при падении.
Ладонь достала до ржавого металла. Плеть сейчас пойдет вниз. Серьезная плеть – одного неуверенного удара хватило, чтобы бывалого еретика деморализовать. Так и корчится на полу – больше не пытается атаковать.
Отчаянно замахнувшись, я выпустил штырь, придерживая его за цепь. Тот, по дуге пронесшись над полом, концом достал до голени тюремщика. Весу в железяке немало, скорость тоже хорошая – позабыв про плеть, коротышка с воем присел, обхватив руками поврежденную лапку. Конфидус, перестав корчиться, извернулся, ухватил упавший штырь, ударил коротко, в голову, с противным стуком, скорее даже хрустом. Вой смолк, сменившись булькающими хрипами.
Откинувшись на спину, я замер, бездумно уставившись в потолок. Дышу как загнанная лошадь. Вроде и драки всего ничего было, а как вымотался. Нервы, будь они неладны, да и устал я… очень устал.